Как первый снег, как первоцветы

Николай Панченко (1)
К 90-летию со дня рождения

Поэт Николай Панченко всю жизнь писал — уничтожал, терял и не мог оторвать от себя прозу, от которой требовал того же мгновенного постижения потусторонней тайны бытия — вплоть до требования из Камю: «Господа, шляпы долой!»
Квантовое состояние неопределенности — мучительно.
Все ипостаси смешиваются — поэт, бражник, воин, каторжник, король, маленький, как ласточка в парение — скольжение, обыкновение, волновое состояние — ненавистны.
Мучительный поиск непостижимой запредельности «за тем пределом» возможным, «если ангел не спит. Шуршит крылами».
Он из породы великанов. Хотя и не был физически большим, но точно подходил под китайское определение героя — «…и сидит, как гора, двигается, как муравей, останавливается, как вбитый гвоздь».
В ранних стихах — «на своих сороктретьих, как вкопанный в землю стою». Ощущение молодости «мне все дано, мне все дано» и раннее противостояние совершенному, казалось бы эпическому, но бесчеловечному военному подвигу. «Баллада о
расстрелянном сердце» написана им в сорок четвертом году! Но до конца жизни пронесено это богатырское бытие мгновения восторга в бою:
Блаженствовать — идти на рать / Без рати, дуриком, нагибель / И как узду аорту рвать, / истершуюся на изгибе…
—————
Читайте в «Гранях» — №№ 193, 218, 233, 241–244 («Тарусские страницы) — поэтические подборки Н. П. И в №№ 203, 204, 223 его прозу. — Ред.

* * *
Неужто Пушкину ума,
Чтоб не погибнуть, — недостало?
Ума и сердца, ох, как мало,
Чтоб не погибнуть, —
Тут нужна
Из ста хотя б одна струна
Фальшивая —
Чтоб сладко пела,
Когда любовь едва жива,
И каменная голова,
И душу ржавчина разъела.
А эта пела бы и пела,
Лукавым тронута перстом.
Нет Пушкина,
Так что же в том?!
Он не жилец здесь — вот в чём дело…
В разврате каменейте смело
Под дулом страха
И кнутом.

* * *
Жить, как известно, невозможно
И, тем не менее, живём –
И сложно,
И неосторожно,
И даже то, что непреложно,
Строкой неловкой достаём
Нечаянно — всё невзначай! –
И ничего, что стоит риска,
Из прошнурованного списка
Предписанных полезных дел.
Кому случалось за предел
Хоть раз проникнуть,
тот спокоен –
Поэт он, бражник или воин:
Он в очи дивные глядел…

* * *
Спросонок полморды умою.
Заветные мысли гоня.
Тоска по земле и по морю
Всё глубже уходит в меня.
Мне снится бамбуковый остров –
Там солнце из моря встаёт.
Мечты недостроенный остов
В дырявом сарае гниёт.
Мы стары, нам поздно отсюда:
Не землю — нам в землю пора.
И только надежда на чудо
Ведёт нас за кончик пера.

* * *
Выздоравливаю медленно
Сам не знаю, отчего.
Что-то то, что было, съедено
Из остатка моего.
Что-то то, на что уменьшенный,
Человек, как муравей, –
Ни мужчины и ни женщины
Нет под шапкою моей.
И, наверно, оттого душа
Разрывается с трудом
На меня и на зародыша
В чьём-то чреве молодом.

* * *
Блажен, кто мог
не что есть мочи
Благому следовать совету,
Но просто радоваться ночи
И просто радоваться свету.
И не страшиться перехода
В потусторонние начала.
Блажен тот муж,
кого погода
Ненастная не огорчала.
Кто ясен явно был и тайно
В стеченьи неблагополучий.
Блажен и благ,
кто не случайно
Прошёл, как наш счастливый случай.

* * *
Как-то, где-то шёл он по ночи
Как и где — не помнит он.
И услышал крик о помощи
С четырёх ли, с трёх сторон.
Крик из окон? Грохот мебели?
Бот ли бился о причал?
Зверь ли в яме?
Птица в небе ли?
Сам ли он в себе кричал?
И на крик ответив возгласом:
— Боже! — сам упал без сил.
А когда очнулся, в воздухе
Дождь сквозь солнце моросил.
Кто-то пел. Никто не сетовал.
Луг блестел, и лес — стеной.
Всё, что было — после этого! –
Было, истинно, со мной…

Памяти Ольги Панченко
— Не садись на камни, птица,
Как на яйца, — толку мало:
Камень то, в чём сердце биться
Много лет как перестало.
— Отчего же тёплый камень?
— Солнце камень разогрело.
В камне зло окаменело
И добро окаменело.
— Отчего же он холодный?
— От того, что солнце село.
— Отчего в степи безводной
Молча плачет это тело?
— Да никто не плачет, птица!
Возникают эти капли,
Если воздух охладится…
И ответит птица:
— Так ли?..
Улетит она оттуда
В край иной,
где птицы правы,
Где слезами щёки студят
Те, что камни,
Те, что травы.

* * *
Когда ты голоден и бос
И ни лаптей, ни корки хлеба –
Есть крыша розового неба,
И в небе — выстрелы берёз,
Когда ты голоден и бос.
И этот странный, что пророс
Сквозь полдень серого гудрона
Стишок (почти Анакреона),
Хотя ты голоден и бос.
Но в небо — выстрелы берёз,
И крыша розового неба –
И хлеб свободы вместо хлеба,
И слёзы братства вместо слёз,
Пока ты — голоден и бос…