Если Богом мне данное имя…

Леонид Вышеславский
(Фрагмент из публикации в Гранях №249)
(Из текста выступления Л. Вышеславского на телевидении 9 апреля 1994 года. — Ред.)

Мне, наконец, стало ясно, что я уже, мягко говоря, человек немолодой…
Достигнута такая высота, когда альпинисты говорят: выше — только небо!
Да, только небо с холодными звездами и моей маленькой «Вышеславией».
А что это такое? Откуда взялась эта маленькая планета с этим названием?
Все началось со стихотворения, которое я написал во время войны, на украинском фронте.
Была осень. Шли бои в болотистой пойме словацкой речки.
Все было залеплено грязью, но мы ей даже гордились, поскольку люди, выходящие нам навстречу, обнимали нас, целовали, дарили цветы. Вот тогда я и посвятил стихотворение одному пулеметчику, который двое суток пролежал среди болота, обеспечивая наше наступление:

Да, неспроста у пулемёта
он глаз две ночи не смыкал
и неспроста среди болота
он под обстрелом пролежал,
ворвался в город на рассвете
и, завершая долгий бой,
он слёзы радости заметил
в глазах у женщины чужой.
Прошёл по брёвнам переправы,
прополз по грязи под огнём,
и грязь в лучах солдатской славы
горит как золото на нём!

Это стихотворение было напечатано в газете и я про него забыл… Совсем забыл.
Вот и война закончилась. Вот уже и первый космонавт мира вернулся на Землю… Сияет апрельский день. Журналисты, окружившие Юрия Гагарина, спрашивают, любит ли он стихи? Да, отвечает он, — знаю даже наизусть одно, с которым выступал на вечере,
будучи курсантом Оренбургского летного училища. Стих знаю, а вот имя автора забыл.
И Гагарин, по просьбе журналистов, продекламировал стихотворение, которое я только что прочитал. Пусть космонавт забыл имя автора, но, зато, автор узнал свой фронтовой стих, когда увидал его в книге Гагарина «Дорога в космос».

Через центральную газету я поблагодарил космонавта за внимание и послал на его имя рукопись моих «Звездных сонетов», которые тогда уже были написаны, вне зависимости
от полета Гагарина, поскольку космическая тема меня привлекала с детства.
Через некоторое время эти сонеты вышли отдельной книгой с предисловием первого космонавта мира!
Стоит ли говорить, какая это была для меня радость! Более того: на мою книжку и предисловие к ней обратили внимание и ученые. Позже, астроном Крымской астрофизиче-
ской обсерватории, кандидат физико-математических наук Николай Степанович Черных двадцать четвертого сентября тысяча девятьсот семьдесят девятого года открыл но-
вую малую планету, астероид 2953, и назвал его именем «Вышеславия».
Это название было утверждено в Центре изучения малых планет в Смитсоновской обсерватории в США

Я и радуюсь, и смущаюсь,
и не верю, и верить хочу…
Вот уж, право, не думал, не чаял,
что подарок такой получу.
Если Богом мне данное имя
обитает средь звёздных огней,
значит там я с мечтами земными,
и с любовью земною моей.

Следовательно, это планета моей жизни и именно в таком смысле я назвал свою новую, только что вышедшую, книгу «Вышеславия — планета поэта».
В ней новые стихотворения последних лет и те, про публикацию которых, до недавнего времени, нечего было и думать. Это тоже радость и я непроизвольно вспоминаю слова Нагиба
Махфуза, этого, как его называют, «Диккенса каирских кофеен». Когда его спросили,
что он ощутил, узнав о присуждении ему Нобелевской премии, он ответил, что в его жизни были не менее счастливые дни, когда он смог печатать свои ранее запрещенные произведения.

Вот что значит для творца — свобода слова! Я ощутил великое счастье, когда получил Шевченковскую премию и премию Павло Тычины, но не менее счастлив сейчас, когда могу сказать все, что хочу и так как хочу, без так называемого «эзопового языка».
Вот, например, стихотворение, написанное мной в далеком пятьдесят втором году, «Невольничьи годы». Вспоминается Гезлев — давнее название Евпатории, где в ханские
времена был большой невольничий рынок.

Асфальт стал вязким от нагрева,
и зноем тягостным нагрет
оставшийся с времён Гезлева
остроконечный минарет.
Как будто здесь он по старинке
поставлен людям на беду,
и я к невольничьему рынку
по узкой улочке бреду.
Бреду и думаю невольно,
под крымским солнцем разомлев:
кто я, по сути? Раб. Невольник.
Хоть и ушёл во тьму Гезлев.
Схожу к воде. Всхожу по трапу.
Свобода: катер, отдых, Крым!
Я так хитро запродан в рабство,
что даже… восхищаюсь им.

Семь первых лет моей жизни прошли на окраине города Николаева, на берегу Ингула, возле церкви святой Марии Магдалины, настоятелем которой был мой дедушка Харлампий Платонов.
Потом, во время голода, он с семьей переехал к сыновьям в Харьков и, со временем, получил новый приход в деревянной церкви села Павливка возле Богодухова на
Слобожанщине. Вот где открылась для меня настоящая Украина!

Это украинское село
полузанесённое песками
для меня в единый круг свело
ценности, взращённые веками.
Это там передо мной возник
в блеске вишен, лент и губ девичьих
многострунный песенный язык —
истинная нежность и величье…